— Вот увидишь, — сказал Хомик, — сегодня Абе достанется. И ничего не сделаешь.
Сергей вдруг вскочил:
— А ну, пошли в землянку! (Аба сегодня дежурил по кухне в землянке.)
Гришку в землянке они уже не застали. Аба сидел один. У него было потное, слепое — очки сбились на сторону, — напряженно-решительное лицо. Это было знакомое Сергею лицо…
Два года тому назад Сергея вместе с частью ребят из четвертого «Б», который вела Мария Федоровна, перевели в пятый «А». Там-то Сергей и познакомился впервые с Абой и в первый раз по-настоящему столкнулся с Гришкой.
Как-то после звонка на урок литературы Сергей вошел в класс и увидел пару — Гришку Кудюкова и Абу Френкеля, — увлеченную и разгоряченную странной игрой: оба партнера, толкаясь и цепляясь за парты, тянули каждый в свою сторону потертый портфель, из которого на пол сыпались карандаши, учебники, тетрадки. Партнеры были слишком не равны, но маленький Аба с потным (точь-в-точь таким, как сейчас), ослепшим — очки упали на парту — лицом почти не уступал крупному и плечистому противнику. Лицо Абы, бледное и напряженное, выглядело куда более решительным, чем лицо Гришки. И по Абиному лицу, по тому, как Аба морщился, но не отступал, когда Гришка выкручивал ему пальцы или старался отдавить ногу, Сергей понял, что здесь не игра.
Гришка все-таки вырвал портфель. Торопливо достал из него какую-то тетрадку, поднял руки над головой, чтобы Аба не помешал, и стал ее комкать.
— Это тебе за то, что не дал содрать, — сказал он. — В следующий раз хуже будет.
— Не дал и не дам, — сказал Аба.
— Повтори! — сказал Гришка.
— Не дал и не дам!
«Вот оно!» — почувствовал Сергей и сказал:
— И правильно. Зачем дряни давать списывать?
Он хотел это сказать спокойно, но в голосе билось давнее напряжение.
— Кто? — грозно обернулся Гришка. Кажется, он был даже доволен, что его отвлекли от упершегося насмерть Абы. — Кому жить надоело?
— Мне, — сказал Сергей.
И Гришка двинулся к нему через весь класс. Он шел, казалось, полный сокрушающей злой энергии: притронься — и мгновенно упадешь пораженный. Он нес эту энергию неторопливо, будто даже накапливая ее с каждым шагом. Еще не коснувшись противника, он стирал его в порошок одним презрением. И вообще ему не в первый раз было так угрожающе двигаться, так управлять каждым своим пугающим движением. Гришка истово усваивал науку блатных, единственную науку, которая давалась ему без всякого усилия. Но это была наука запугивать, а не драться, и потому, когда Сергей, не выдержавший действительно томительного ожидания, пошел навстречу и первым нанес сильный удар в подбородок, Гришка не успел увернуться. Потом их растаскивали.
— Кончай драться! Аннушка!..
Еще с тех пор у Сергея с Гришкой все осталось невыясненным…
— Что? — спросил Сергей. — Гришка?
— Да так, — неопределенно сказал Аба, снял очки и пальцами протер стекла.
Он никогда не жаловался. Ни учителям, ни ребятам.
— Чего ж ты нас не позвал?
— Да ничего не было, — сказал Аба.
Ночью Гришка, Слон и Мешков на несколько часов исчезли. Утром они хрустели яблоками и разбрасывали вокруг землянки арбузные корки. Заметали следы. Они теперь исчезали каждую ночь. Воровали яблоки, арбузы, притащили двух гусей с птицефермы и днем уходили куда-то далеко в степь жарить их.
И чем удачнее были ночные налеты, тем презрительнее и нетерпимее становился Гришка.
Днем еще куда ни шло. Днем из хутора приезжали колхозники. Иногда вместе с ними появлялась и Аннушка — она путешествовала от бригады к бригаде. Тогда Гришка становился в ряд со всеми и часа полтора старательно работал. Держался он поближе к Аннушке, занимал ее «взрослой» беседой, — в конце концов, он был старше всех ребят. А вечером, когда Аннушка и колхозники уезжали в хутор, наступало Гришкино единовластие.
Однажды Сергей решил поговорить с Игорем Слоном. Он перехватил Слона по дороге на пруд.
— Слон, — сказал Сергей, — ты человек или не человек?
— Ты ж знаешь, как я к тебе отношусь, Рязан, — сказал Игорь Слон. — Я к тебе хорошо отношусь. Ты меня никогда не обижал. А Гришка тебя не любит.
— При чем тут Гришка? Я тебя спрашиваю: ты человек или не человек?
Но огромный Игорь вдруг смущенно попятился и забормотал что-то совсем бестолковое.
— Ты Гришку боишься?
— Боюсь, — сказал Слон и попросил: — Ты отойди, пусти меня. — И закричал: — Пусти, я говорю! А то ударю!
С Гришкой Сергей не пытался разговаривать. Гришка потому и вызвал у Сергея ненависть, что он плевать хотел на те слова, которые для Сергея имели такую силу. Сколько лет Аннушка разговаривает и с Гришкой, и с Сергеем, и со всеми! Если бы Гришке можно было что-нибудь доказать, она бы ему уже сто раз доказала.
В конце концов Сергей стал терзаться ненавистью целыми днями. Воображение ни на секунду не давало ему покоя, подсовывало картины унижения, которому Гришка уже подвергал Абу (Сергей подозревал, что и Хомику раза два доставалось, только Хомик молчал).
Продукты, которые привозили на всю бригаду, Гришка получал сам и делил, как хотел.
Однажды Сергей прямо спросил Хомика:
— Тебя Гришка трогал?
— Мы с Гришкой в городе рассчитаемся, — уклончиво сказал Хомик. — Все равно скоро в город. А тут что мы сделаем? Вон руками Эдика только в шахматы играть.
Сергей яростно плюнул:
— Они же настоящие фашисты!
— Какие они фашисты! — сказал Хомик. — Блатных корчат.
Однажды Сергей решился. С утра он работал вяло, берег силы. Часов в одиннадцать, когда Гришка ушел на пруд, Сергей сказал Тейке: